Каучук с базиликом

в японской анимешечке про мальчика и го (игру) употребляется выражение "и возродился в сердце такого-то"

тот, кто хотел жить, остался
под белым солнцем
тот, кто хотел уйти, ушел
в черное солнце
воин кормил
красное солнце

красное солнце было волком

тот, кто мог читать
видел сон про книгу
три солнца плывут
через ту долину
вместе с тобой идут
разноцветной тенью

в перевернутой земле

и в той стране боги и люди жили в мире
близко, но не рядом -
на разных

берегах реки

и люди могли желать о разном
и радуги сверкали свежей краской
может быть, конечно, верно, вечно
это ответы и это спектр

цветных теней

и в этой земле, что есть нет на картах
зачеркнуто и зачеркнуто обратно
рожденных и пришедших после
законом и обычаем

никто не различал

у красного солнца
черные бельма
у черного солнца
белые зубы
у воина черные глаза

эта река течет и туда и обратно
у этой улицы нет
другой стороны

черное небо, красные реки
тонкие пальцы, зеленые сопли
то, что нас не убивало, делало нас смешней
оно же
разница между теплым и мягким
заноза между стимулом и реакцией
а зачем тогда Ад, если есть мы

(очевидно, чтобы выспаться)

свет далеких звезд нас ведет сквозь день
через реку, мост, широкий, как площадь
посередине ларек с открытками
я заглядываю
через
твое левое плечо

и теперь я знаю правду
ты хочешь чтобы я был свободен и счастлив
ты король
твоему слову внимает земная/небесная твердь
есть путь вперед, нет пути обратно
у тебя красивый почерк
а моя жизнь
это чья-то смерть

ну а тогда точно был кто-то первый
и был день
и была ночь и тени
от проезжающих машин

был вдох и выдох
был сон и был выбор
говорят, это была осень
говорят, это была жизнь
первый вышел, ударился оземь
и
раскрасил собой ничто




и много после
я пришел

На другом глобусе болото от Техаса до Амазонки, в нем ползают ящеры размером с Empire State Building. Видишь, один такой на марке, тянет к Луне лапки, Луна из сыра, мы проверяли. Отсюда дотуда, до вас ходят вести, сны, открытки. Можно представить, что все началось с какой-то комнаты, можно представить, что комнат больше одной, и расстояние между ними заполняется новыми землями в непривычных координатах. Можно даже представить памятный знак там, где новые земли становятся Новыми Землями с совсем другим составом почвы, кислотностью воздуха, цветом неба. Начиная с какого-то момента (или расстояния), можно утверждать, что из точки А, в которой находится наблюдатель, точка Б, начиная с которой комнат стало больше одной, недостижима ни для чего, кроме слишком реальных снов, странных вестей и открыток.
Можно считать очень большим везением, что на этом пути можно говорить о какой-то локальной метрике, собственно говорить о каком-то обозримом "где", которое "когда", и количество горизонтов счетно. Или испытывать глубокую и искреннюю благодарность. Если посмотреть внимательно на этот текст, можно заметить то, что переместило предположительное внимание предполагаемого слушателя из точки, проросшей из точки Б под течением календарного времени, в точку А, из которой я говорю. Возможно, ты - слушатель, и думаешь сейчас - да что он несет, какого черта, и из какого именно сыра эта ваша Луна?
Все это многообразие, все "что" и все "где", оно же "когда", и было бы ошибкой думать, что все вопросы имеют однозначные ответы, относительно. Относительно путешественника. И имеет какую-то форму для его глаз, ушей, кишков, хотя бы один раз, хотя бы однажды, когда менялась география, и говорить с путником удобнее на языке ландшафта. Даже если путником оказывается сам распространяющийся ландшафт. Обычно я очень занят, кроме таких ночей, когда лодка мироздания скребет по камням во время отлива, все, кто умеют спать, спят, тихо, спокойно, можно открыть бутылку вина, включить хорошую музыку...
Можно задуматься о том, чем же является этот предполагаемый к восприятию ландшафт, когда на него никто не смотрит, но ответ уже есть выше. Выходит, что он находится в динамическом процессе идентичности сам к себе, снится себе сам, распространяется заново в пределах тех окрестностей, где применима метрика.
Тем более удивительны путники, всерьез считающие себя путниками и смотрящие на ландшафт, как на что-то, окружающее их. И тем более достоверны путники, задающиеся вопросом, а из какого именно сыра сейчас эта Луна?
Кроме горизонтов, обусловленных ландшафтом (или обуславливающих ландшафт), есть другие нерегулярности, возникающие в момент - или в месте - или с кем-то, что вообще-то одна редиска, им предшествует готовность путника услышать или увидеть в окружающем ландшафте кого-то, шепот в шуме листвы, взгляд в спину, предполагаемую возможность диалога. Путник вдруг замирает, как будто готов услышать что-то еще кроме того, что преполагает слышать по предыдущим наблюдениям и опыту, отражается в этой им обусловленной тишине и отсутствии чего-то, и становится кем-то. И слышит. Или не слышит, но уже совершенно по-другому, чем до того. Ландшафт становится кем-то, или временным отсутствием кого-то, или путник становится этим ландшафтом. Эти нерегулярности имеют качество необратимости, как рождение или смерть. Кем был путник до того, как стал кем-то? Точно можно сказать только то, что он был. Так или иначе, или еще множеством способов.

Возникает вопрос, как кто-то может утверждать что-то сложнее своего бытия. У меня есть один ответ и он выше - вот там я утверждаю. И отсюда следует способность ландшафтов в окрестностях наличия метрик иметь что-то вроде памяти, практической эластичности во время распространения через нечто, не бывшее ландшафтом, пока его не было там. Теоретическая возможность этой памяти и ее практическое воплощение в виде моего появления где-либо в избыточной концентрации, что, учитывая мое повествование почти от начала распространения, крайне интенсивно для ландшафтов и путников. Да что там, обычно меня просят как можно скорее убраться куда-нибудь подальше. Для меня избыточное присутствие также неприятно - все, что происходит с ландшафтами и путниками, так же и тем же способом происходит и со мной. Меня удивляет, что иногда кто-то не против моего присутствия, кто-то готов меня знать, а мне, чтобы выпить вина, послушать музыку и попробовать тот новый сыр из холодильника, приходится становиться достаточно реальным где-то в окрестности точки Б.
В остальных случаях путники знают (или не знают), что где-то там есть Король.
Я же считаю своей профессией ландшафтный дизайн.

я закрываю глаза и вижу пламя
я открываю глаза и вижу пламя.

нет, это не пиромания
я говорю что угодно - и говорю о пламени
если представить, как кто-то на каждом вдохе и выдохе говорит
воздух воздух воздух
и смотрит через
а я - ну понятно, что, чем и через что.
и даже понятно, кто
так просто, буднично, обыденно
даже социально приемлемо
допустим
тихий человек в неброской одежде
под утреннюю газету
пьет свою "Perrier"
на курорте "Rosinka, South of Heaven"
и чему-то там своему улыбается
может быть даже одними глазами
с такими характерными "гусиными лапками"
вокруг играют дети, скачут зайчики, отливают собачки
все очень мило
никакого Ада и даже Техаса
с руками не из жопы, с парой вредных привычек и высших образований
его легко полюбить, ему легко поверить
а еще танцует целует и желает хорошего дня
охотно говорит с цветами и стариками
по выходным готовит ужин
с ним хорошо сидеть, обнявшись
можно спросить - ну, куда ты смотришь? что ты там видишь?
он повернется, скажет, что видит пламя.
с открытыми глазами.
с закрытыми глазами.

Итак, как я провел лето
> System Подсказка: L, ты должен учитывать предписание жанра: форма отчета - "Я рад сообщить, что"
> L Как же ты надоела, снесу нахрен. Ладно.
Я рад сообщить, что у нас хорошая погода, блядь, то есть - ты опять мне снишься
Я рад сообщить, и со всем цинизмом, что мне привычно видеть
Тебя в позе победителя, и немножко непривычно видеть реализацию
Я удивлен, что от тебя почти ничего не осталось, обгрызенная фигурка на ростках арматуры,
Ты висишь на крючьях Аркхайма, белые кости, ошметки, лохмотья, но ты не сдаешься, ты никогда не сдаешься,
В соцсетях и разговорах друзей ты воплощенное мужество и образец боевого искусства.
Я раздосадован, что-то заходится тупым молотом - где твоя красота, где легкость? Вот так обернулась твоя дорога.
Ты не тихий омут, ты не степь без края, ты не золото
Я готов сообщить, что при всей ненависти я удивлен твоей несгибаемой волей и уважаю твое упорство
Еще десять тысяч ведер и еще десять тысяч ведер, так знакомо.
Из моей утраченной памяти почти вытерт момент решения проиграть все битвы разом,
Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, такая потеря - пиздюли поверх шрамов, как же, высокое искусство - читать эту карту странствий
Якобы они сплетаются в новые фразы шрифтом Брайля, лишь одним им не стать -
Не стать шелком. А, вот как было - я сказал - я не ты, ты не я - и тут же в лоб мне прилетел, по ощущениям, поезд.
А это был Кайрос. И все завертелось совсем в другую сторону.

здесь самый воздух пахнет светом
ты видишь, и не важно твои глаза закрыты ли
мы делаем добровольно то, что вынуждены
на последних ступеньках этой высокой лестницы
не остается сомнений, и чтобы войди, ты делаешь это
ты говоришь - радость
и становится, на что становиться.
ты говоришь - радость
и воздух пахнет светом
каждый, кто шагал в пропасть
и видел снизу, где это
кто кормил ничто пустотой и знает, как это
пройти бесконечность до трона в своем сердце
больше ничего здесь нет - пусть все здесь будет светом
здесь больше никого - я, я буду делать это

косматые деревья тихо мечтают
нечесаные гривы заморозил февраль
все, как один, черные
сброшен наездник-ветер
слышишь? скрипнуло
лёд.

положи меня
под камень
не называй меня именем
не чай во мне продолжения
бремени
моими глазами
я вижу прожилки на крыльях
стрекозы в синем небе
моими глазами
я вижу сквозь серый камень
волчья стая дает мне имя
подземные реки меня баюкают-качают
тайной леса я прорастаю сквозь серый камень
его причащаюсь радостям
его говорю песнями
моими словами звенит воздух
о том, что так было
о том, что так будет
отныне
и пока на небе светят звезды
и далее

не далеко падает
яблоко от яблони
но далеко катится по сырой земле
далеко горит пламя от пламени
но тем, кто знает все про расстояния
любое расстояние - не то, чем кажется
и далеко идти, далеко лететь
куда не докатятся яблоки от яблони
где причины, происхождения
не от корней, не от семени
там сбрось одежду, сбрось кожу
разденься до костей
закрой глаза, тварь без племени
в черной ночи за веками
танцует пламя в пламени
расстояния не имеют значения
пламя от пламени, твой огонь в тебе

Один мальчик как-то раз ехал на коне, приезжает к развилке, а там, как водится, камень, на камне, как водится, надписи - поедешь направо - конь твой помрет, а ты останешься живой, поедешь налево - сам помрешь, конь твой останется живой, прямо поедешь - охуеешь.
Мальчик остановил коня и стал чесать репу, думать.
Если он поедет направо, то конь его помрет, дальше ему придется ехать на дохлом. Этого мальчика на дохлых конях ездить уже задолбало, да и недалеко он уезжал каждый раз, когда ездил на дохлом коне, если по правде то.
Если он поедет налево, то сам помрет, помирать его тоже задолбало, помер, не помер, ехать то все равно надо.
Еще мальчик знал про себя - вполне себе достоверно - что он из охуевших. Таким образом он уже охуевший.
Поворачивать и ехать обратно ему было совсем западло - не вариант.
Мальчик икнул и задумался еще крепче, даже матанализа немножко вспомнил. И тригонометрии.
Он рассматривал вариант полезть вниз, немножко покопал, но там оказалась только морковь. Морковь этот мальчик ненавидел по каким-то сугубо личным причинам. Тогда мальчик встал на седло своей коняги и попытался взлететь. Но вместо того пизданулся в вырытую ямку прямо на морковь. Коняга нежно смотрела на него и какбы говорила - мальчик, а теперь ты еще и пизданутый, и хрумкала морковку.
Мальчик уж было вспомнил что-то про Лобачевского и Риманово пространство, но тут его осенило.
Если он охуевший, то он уже проехал по той дороге, которая вела прямо. И если его конь бывал дохлым и сам он тоже, то и направо и налево он поворачивал.
Он обошел камень и прочитал надпись с другой стороны - поедешь куда-нибудь, возьми с собой пару запасных носков, коньки и весь мир в придачу. З.Ы. на пять часов за холмом розовый единорог.
Мальчик еще немножко подумал, и попиздовал куда-то.